«Спартак» и другие - Евгений Ловчев

Скорость, впрочем, не помогала уйти от преследователей из соседнего села – после одного из матчей меня догнали и сильно ударили в нос. Дело было так: играли с Андреевкой в футбол и, видимо, я позволил себе повыпендриваться перед соперниками. И как-то в школе, смотрю, под окнами кто-то шастает. Не думал, что ищут меня. После школы иду на станцию, догоняет компания ребят. Поворачиваюсь – и получаю сильнейший удар в нос, который привел к перелому. А потом старший брат, Славка, долго гонял Андреевку, откуда были обидчики.

Когда пригласили в «Буревестник» (по сути, открылся новый проект, который можно назвать аналогом нынешней молодежной сборной страны – только то была экспериментальная команда), я ушел с завода и через некоторое время стал выездным. Конечно, поездки за границу были запоминающимися. В Индонезии поразила бедность и антисанитария: по отелю бегали ящерицы, а в городских каналах народ мылся, нужду справлял, чистил зубы – все в одном.

Но главным, конечно, все равно был футбол. Как-то на турнире в Виареджо – уже в Италии – мы бились с «Ювентусом». То были первые уроки большого футбола: в дикий ливень мы пытались гонять мяч по лужам и ничего не могли сделать, а итальянцы преподали урок. Пока мы, тратя силы, пригоняли мяч к штрафной, они подбивали этот мяч вверх и с полулета отправляли к нашим воротам. Минут за 15 до конца силы нас покинули, «Юве» забил три мяча и выиграл. То был один из первых наглядных уроков тактики в моей футбольной жизни.

Игр у «Буревестника» было много, чувствовалось, что на нас всерьез рассчитывали и во взрослом футболе. В команде меня опекал врач, Николай Николаевич Алексеев, в 50—60-е годы работавший в «Спартаке» и сборной… Человек он был оспартаченный, работавший с великим поколением, выигравшим Олимпиаду в 56-м в Мельбурне!

Осенью 68-го, уже перед самым закрытием проекта «Буревестник», мы крупно обыграли дубль «Торпедо» на Восточной, и у раздевалки меня хватает за рукав Юрий Золотов, начальник торпедовской команды.

В трусах и майке захожу в какой-то кабинет и слышу:

– Женя, переходи к нам. Квартиру дадим, машину купить поможем.

Я – пацан 19 лет, мне никогда ничего подобного не обещали. Голова закружилась.

– Я, конечно, не против, – отвечаю.

Тогда же не было контрактов, заявления не писал, все на словах, и мог наобещать кому угодно и что угодно – парень я был деревенский и в этих делах неискушенный. Впрочем, что угодно могли наобещать и мне.

И все бы ничего, не пообещай я до этого разговора с руководителем торпедовцев, что перейду в… «Спартак». Да кому – главному тренеру команды Никите Симоняну.

Приглашение в «Спартак» я получил в Сандуновских банях, куда меня привел врач «Буревестника», тот самый, работавший долгое время у красно-белых и хорошо знавший Никиту Павловича.

– Женя: мы за тобой внимательно следим и хотели бы тебя взять в команду, – сказал мне Симонян.

– Есть же «Буревестник», как я могу оттуда уйти, если команду не закрыли? – ответил сначала. Но поспешил добавить: – А вообще, я не против.

В общем, за один месяц дал добро сначала «Спартаку», а потом и «Торпедо». Как-то, в конце 68-го, пришел в «Лужники» на матч чемпионата СССР. Играл не «Спартак», ветераны красно-белых сидели обычно в одном местечке. Это не была вип-ложа, потому что вокруг располагались и обычные болельщики. Я в тот раз сел за спинами спартачей – там и Никита Павлович был.

Думал, что он меня и не заметит, как вдруг поворачивается:

– Жень, я что-то слышал, ты в «Торпедо» засобирался?

– Да что вы, разговора не может быть, в «Спартак», конечно! – быстро ответил я. И это был мой последний выбор.

Глава вторая. Никита Симонян

Глава, в которой говорится о том, как в бане получить приглашение от самой популярной команды страны

«Ну, скоростина!», или Прописка от Старостина

«Буревестник» вскоре расформировали, а игроков – приче, всех – забрал к себе «Локомотив». Мы с Серегой Ольшанским, он выпустился из ФШМ, что в «Лужниках», которого тоже звал «Спартак» и все у него было договорено, поехали в Министерство путей сообщения, предварительно выслушав Николая Петровича Старостина. Он все объяснил: едете, слушаете, ничего не подписывайте, мы решим все вопросы.

Впечатление о том «Локомотиве» сложилось, когда в коридорах, как бы сейчас сказали, офиса клуба увидели защитника команды Владаса Житкуса, игравшего до этого в «Спартаке». Видимо, его в чем-то обманули, он был разъярен.

– Ребята, вы в «Локомотив»? Бегите отсюда быстрее! – сказал он нам.

Мы и ушли. Но «Локомотив» просто так не сдался и потребовал, заручившись поддержкой федерации футбола, чтобы Ольшанский и Ловчев перешли именно в этот клуб – как я понял, железнодорожники даже перечислили какие-то деньги в общество «Буревестник».

В федерацию нас с Серегой вызвал ее руководитель, Валентин Гранаткин, грозил дисквалификацией. Вот тогда уже стало страшно. Но мудрый Старостин успокоил:

– Женя, ты можешь вспомнить хоть один случай, чтобы молодой футболист из-за такой дурацкой дисквалификации завершил карьеру?

Вскоре все решилось, мы с Сергеем перешли в «Спартак», а я с первого же матча попал в основной состав. Не потому, что играл так хорошо, просто Анатолий Крутиков, легенда клуба, игрок, который в 60-м выиграл со сборной СССР первый Кубок Европы, порвал ахилл.

Пропуском в основной состав стала одна фраза Старостина. Моим козырем была скорость, и как-то на сборе в Гаграх мы играли с «Днепром». Форвард соперника с центра прорвался один к нашим воротам, я же сумел прибежать со своего края в центр и в подкате выбил мяч, подстраховав центрального защитника.

Хорошо помню возглас Старостина, который стоял за воротами:

– Ну скоростина!

Но то было на сборах, а до них тренироваться мы начали на улице Воровского, в центре Москвы. Мы с Ольшанским зашли в раздевалку, переодеваемся и слышим, старшие подкалывают:

– Маски, откройтесь, кто вы?

Атмосфера была демократичной, но работе это не мешало, вкалывали по-взрослому, нагрузки были серьезные. И в Москве, и уже на сборах в Сочи: в дождь в грязи разыгрывали квадраты пять на пять на полполя. Кроссы чумовые, скоростная работа. С утра до вечера на мраморном, оно же гаревое, поле.

Не до тактики, готовили сначала мышцы, и я именно там почувствовал – вот он, большой футбол, команда мастеров.

Болельщики часто спрашивают – сколько футболисты зарабатывали в советское время? Ставки у всех команд высшей лиги были одинаковы. По-моему, в команде имелось 13 ставок по 180 рублей, несколько по 110 рублей и стажерские – по 60 рублей. Но самое главное – премиальные, которые зависели не столько от результата, сколько от кассового сбора за билеты. Все деньги делились между клубами в следующей пропорции: 45 % получала проигравшая команда, 55 % победившая.

Из этих 55 % 45 забирал клуб, а 10 делили на премии игрокам. После попадания в сборную ставка в клубе увеличилась до 300 рублей. А еще были и премиальные, и в сумме доходило до 500 рублей – большие по тем временам деньги для 20-летнего пацана. Для справки – рабочий в то время зарабатывал около 120 рублей. Согласитесь, разрыв между обычным рабочим или служащим и футболистом не был столь вопиюще велик, как сейчас. Деньги отдавал родителям, жить продолжал в Алабушево, но все же большую часть времени проводил в Тарасовке, на базе.

Когда после игр ехал домой на электричке, иногда проводил эксперимент: подсаживался к мужикам, которые возвращались домой с матча, и проводил опрос: а что там в «Спартаке» молодой пацан Ловчев появился, вроде неплохой, как вам?

В ответ слышал иногда удивительное: что, мол, Женька, вот у него брат в два раза лучше играл, да спился. Стал, как говорится, обрастать легендами.

Но в этом плане до Васи Калинова мне было очень далеко. Этот парень из Балашихи (играл в местном «Машиностроителе»), полузащитник, пришел в команду в один год со мной – в 69-м.

Рубаха-парень, юморист. Рассказывал, как после игр «Машиностроителя» футболисты, попив пивка и проболтавшись по Балашихе, договаривались позвонить тренеру. Наберут его по домашнему телефону и говорят:

– Тренер, вы чудак на букву «м».

– Кто говорит? – спрашивал тренер в ответ.

– Все говорят.

Вася был находчив и коммуникабелен. Как-то после поездки «Спартака» в Ростов напросился со мной, можно сказать, в сваты. Татьяна, моя будущая жена, играла в баскетбол на позиции разыгрывающей за сборную Института Физкультуры, и Вася считал, что он легко найдет общий язык и с ней, и с ее отчимом – фамилия моего будущего тестя знатная, Яшин.

Приезжаем, дверь открывает дядя Паша, тот самый отчим Татьяны.

Диалог у Васьки и Дяди Паши следующий:

– Татьяну можно?

– А ее нет.

– А где она?

– Вы из Ростова, что ль, вернулись?